Егор Исаев - И век и миг... [Стихотворения и поэмы]

Взгляд весёлый, облик юный,
Губ доверчивых уют,
Ноги — звончатые струны —
Не проходят, а поют.
Всё в ней в радость, всё в ней в помощь,
Всё в ней — ласка и привет.
Вся таинственна, как полночь,
Лучезарна, как рассвет.

Пустыня — вроссыпь, слитно — монолит.
Им радоваться сердце не велит.
Вот почве — да. Какой-то там вершок,
А из него — упрямый корешок
С цветком в руке — уж так заведено —
А там, глядишь, — янтарное вино,
А там, глядишь, — румяный каравай:
Ставь всё на стол и угощай давай.
Вот это — да. Вот это — монолит.
Простой народ и никаких элит.

Народ. А кто такой народ?
Волна к волне из рода в род,
Из поколенья в поколенье
Нерасторжимое волненье
Везде: в Москве и на селе,
Он — и мужик навеселе,
Он — и артист в Белоколонном
В одном-единственном числе
И в многолюдно-миллионном.
Народ — и звёзды, и кресты.
Он поимённо я и ты.

Уж так сошлось, уж так сложилось в жизни, —
Весь наш восторг и слава афоризму.
А поговорке что? А поговорке
Довольно всплеска солнышка в ведёрке
Из глубины живого родника…
Тем и красна хозяйка языка.

Говорила мама «летось», —
К нам в окошко — Наша светлость.
Говорила мама «знамо», —
Куличок из печки прямо,
Краснощёк и духовит:
Ешь скорее — улетит.
Всё, что мама говорила,
Складно всё и сдобно было.

— Добро — к добру. — Мне мама говорила
И добрых всех добром благодарила
И, величая всех, всех горячо любила,
Всем находила место у огня.
И лишь себя повеличать забыла
За то, что в муках родила меня.

Ах, частушка, ах, частушка,
Ты нисколько не простушка.
Расступись, углы и стены,
Дайте небо вместо сцены,
Дайте ноченьку без платья
Да любимого в объятья.
Распалю его до края.
Я такая-растакая!

Безудержно весенняя
В цветах и облаках
Идёт, как потрясение,
На звонких каблуках.
В награду ей соловушка,
А все преграды — прочь!
Бедовая головушка,
Сиреневая ночь.
Идёт сама природа,
Играет на волне…
Приветствуйте, народы,
И радуйтесь весне!

Поэзия всем возрастам покорна:
Блистательная спутница лучу,
Она цветок нам преподносит с корня
И зажигает молнией свечу.
Она — и гимн, и песенка простая.
Она сквозь все железы прорастает.

А для меня оно не бремя,
Моё неласковое время,
Моё — с подворья и с крыльца,
Моё — в моих чертах лица,
Моё — в чертах моей страны
И с той и с этой стороны.
Оно — мой крест, мой ратный стяг,
Зарёй восшедший на рейхстаг
И отворивший дверь в зените…
А что не так, уж извините.

Обнимает, а не ссорит
Юность с древностью седой.
Речка Сороть — это ж сородь,
Сродность берега с водой.
У неё свои заветы.
Даль своя, свои дела:
Вон какого нам поэта
С берегов своих дала.

Прилетел ли ты, приехал,
Заходи в его уют.
В нём два Пимена, два Века,
В добром здравии живут,
Слово чествуют и шутке
Поиграть дают в усах.
В нём и внучке их, Минутке,
Не стоится на часах.
Сутки складывает в годы,
Поджидает третий Век.
Ба! Да он уже у входа
С шапки стряхивает снег.

Его язык — язык волненья:
Волна к волне, к строке строка,
Как просверк чудного мгновенья,
Опередившего века.
Он свет из тьмы, как дождь из тучи,
Он лиры звон и блеск меча.
В нём — зимний лес и сад цветущий.
И на столе творца — свеча.

А он и вправду бесподобный гений,
Неповторимый в просверках мгновений
И незабвенный в памяти веков.
Таков вердикт вселенских языков.
И всё же, всё же, говоря по-русски,
Он сам себе оценщик: «Ай да Пушкин!»
И озорник на поприще амура.
Он — весь душа и ум без перехмура.

Он прост и неизбывен
В любые времена.
Он и Боян, и Пимен,
И солнце, и луна.
Погода — непогода,
В нём бьётся пульс огня.
Он с нами до восхода
И до заката дня.

И впредь шуметь его глаголам
По городам по всем, по сёлам,
По всем просторам кочевать
И жечь сердца и врачевать.

Который год ещё раз и ещё
Я в спор вхожу с изысканным поэтом.
Он мне внушает: кудри — хорошо,
Я соглашаюсь, но при всём при этом
Беру подсказку у простой травы:
— А как, скажи, кудрям без головы? —
И пожелав коллеге наилучшего,
Вручаю на прощанье томик Тютчева,
Как самую наиблагую весть
В простом, неоштампованном конверте.
Там всё — и мысль, и образ мысли есть,
И адрес есть доподлинный — бессмертье.

О молодом, о будущем радея,
Со всех трибун от сердца своего
Читает «Анну Снегину» Авдеев,
И сам Есенин с голоса его
Идёт в поля — размашистый, красивый —
И там себя возводит в мужики.
И урожаи набирают силу,
И на корню хиреют сорняки.
Растут стога — зимой лафа коровам.
Ведь надо ж так уметь работать словом.

Ведь надо ж так! Всё круче год от года
Ракеты космос рвут, а эти пешеходы
Железные в бетонных сапогах
Без разных там попутных «ух» да «ах»,
Как бурлаки, сквозь годы-перекаты
К нам солнечные тянут киловатты.
Вот к ним-то я, друзья мои, признаюсь,
Водя пером, испытываю зависть.

Есенин!.. Как о нём сказать?
Весенним словом иль осенним?
Сказать, как боль перевязать,
Как по ножу пройти — Есенин.
Есенин сам про всё сказал
И в смех, и в плач, и в посвист снега.
Есенин горше, чем слеза,
Родней родни и дальше эха.

Для нас он был воистину огромным
В ряду вершин на перекличке с громом
В простом общенье почвы и металла
Задолго до цветов у пьедестала.
Таким он был, таким и остаётся
В рабочих буднях лозунга и солнца.

Я так о нём сказал в тот день
По просьбе зала:
По части слова он — кремень.
Из-под кресала.
Сказал и буду говорить
Всегда, как снова.
Он даст ещё нам прикурить
В ладонях слова.